Олонецкая губерния

Источник: Олонецкие Губернские ведомости №24 за 1866 год.

Деревни на юге и западе Сямозера

Из Сямозера мне нужно было проехать на западный берег озера. Хотя ранее упомянутая мной дорога в Суоярвинский завод, огибая южные заливы Сямозерского озера, и проходит из села Сямозера по самой окраине берега, через деревни Ессойлу и Угмайлу, в которых я желал побывать, но снег согнало дождём, и потому по необходимости предстояло перебраться туда по льду. К тому же, какая дорога может быть покойнее, легче и короче этой? Я замечу здесь мимоходом, что сообщение со сказанными деревнями (вёрст до 15) летом весьма удобно: дорога ровна, широка и довольно живописна. Через озеро мне пришлось теперь ехать по разжиженному дождем на поверхности льда снегу. Отдалившись от берега уже на значительное разстояние, я заметил, что лёд весьма тонок, а от возницы услышал, как несколько рыболовов прошлою ночью провалились в воду. Что было делать? Воротиться ли? Когда ездят другие, почему не рискнуть и мне. Наконец, кто знает — может быть, назади осталось больше опасности, чем предстоит её впереди. Поневоле я продолжал путь, скрепя сердце. Вот опять это «авось», с которым так часто приходится сталкиваться посреди крестьян. Чтобы представить положения, в которых может находиться разъезжающий по деревням этой местности, я расскажу другой случай в роде описанной переправы. Однажды ночью мне должно было наискось переехать большое озеро. Дорога предстояла вёрст до двадцати. Меня уверили, что никакой опасности нет и лёд весьма надёжен. Отправились. Подальше от берега лёд не был покрыт снегом, которого вообще в то время было мало, да и тот смело ветром к берегам. Ни малейшего признака выезженной дороги, вдобавок, пошёл снежок, и небо, и без того не бывшее ясным, заволокло совершенно тучками. Сначала я думал, что направление так хорошо известно возчику, что об этом не стоит и спрашивать. Опасался только одного: чтобы как-нибудь ночью не попасть в трещину или в прорубь, которые обыкновенно делаются подальше от берега для ловли рыбы. Но меня успокоили и на этот счет, говоря, что у таких мест ставятся непременно вехи. Однако же лошадь несколько раз останавливалась на всём бегу, как вкопанная. Сходили, присматривались — оказывались промоины. В некоторых местах у прорубей и вех не было, а в других они уронены ветром или же в темени замечались слишком поздно, на самом близком расстоянии, когда уже можно было окунуться в воде. К тому же надо присовокупить, что постоянно ставятся не несколько дерев и не вокруг проруби, а только в одном месте, при окраине, кое-как укрепляется маленькая ёлка. Этот раз мы ехали довольно продолжительно, меняя направления, а возница частенько поднимал руку кверху; наконец, это обратило моё внимание и заставило спросить — что значит это и к чему служитъ? Мне ответили, что таким образом узнаётся — откуда ветер и по надлежащему ли направлению мы едем. Ещё при спуске на озеро крестьянин заметил направление ветра и, — зная положение пункта куда надо было ехать относительно того, где спускались на лёд, — определил, с какой стороны во время переезда должен быть ветер. Чтобы не сбиться в темноте с дороги и проверять себя, он слюнил пальцы и поднимал их вверх: мокрые пальцы тотчас обхватывало холодом с той стороны, откуда дул ветерок. Вот и компас, который, впрочем, может оказаться очень плохим руководителем, если ветру вздумается взять другое направление или перестать. Помню, что мы достаточно поколесили тогда и ошибались несколькими заливами, пока отыскали тот, где был подъём на дорогу.

Говоря о переправах по льду, скажу, как совершают её нешью весной или осенью, когда лёд видимо опасен. Если в этом убедились уже несколькими явными чувствительными примерами, то переход или ловля рыбы совершаются не иначе, как гуртом. Общей длинной бечёвкой каждый перевязывает себя в равном расстоянии друг от друга. Ежели проваливается один, то с помощью верёвки, его обвязывающей и прикрепленной к переднему и заднему, он легко карабкается на лёд — и шествие продолжается. Разумеется, решаясь на подобную переправу, должно надеяться, что трудно всем провалиться в воду одновременно. Впрочем, если бы и случилось подобное несчастие, то соединяющая всех веревка может придержать на поверхности и дать опору выйти на лед. Все-таки опасность такой переправы немалая, и риск очевиден.

Деревни Ессойла, Угмайла, Ефим-наволок и Сярги-лахта, расположенные по берегу Сямозера, к западу от села Сямозеро, довольно населены, хорошо отстроены, и жители их, по-видимому, не очень бедны. Некоторые домики щеголевато отделаны с галереями вокруг второго этажа, и я заметил, что хозяева их живут недурно: там, где мне удалось побывать внутри, мебель и полы выкрашены краской. Источник благосостояния здешних крестьян заключается в раболовстве, которым они занимаются преимущественно. Мне указывали лиц, которые, благодаря ему, составили себе значительное, особенно в их быту, состояньице. Рыба продаётся на месте более крупному промышленнику, который, имея всегда много своей, везёт её для продажи в Олонец, как ближайший населённый пункт, а иногда через него отправляет и в Питер. Кроме того, на западном берегу озера, вокруг деревень, я замечал большие пашни и слышал, что иногда хлеб здесь родится изрядно.

В сказанных деревнях имеются небольшие, неприхотливо выстроенные самими прихожанами часовни с колокольнями. Некоторые из них ветхи, богослужение же совершается священником, приезжающим иногда из Сямозера, так как, по числу душ населения, особого не полагается в этих деревнях. Местоположение их весьма недурно: вблизи тянутся высокие горы, покрытые густым лесом, выросшим посреди камней. Вид оттуда на озеро и окрестности очень хорош.

Отсюда я отправился ещё западнее и ближе к границе Выборгской губернии по Вешкельскому и Часовенскому обществам. Меня провозили большей частью по замёрзшим ручейкам, канавкам, болотам и маленькими лесными озёрками, которые по-местному называются ламбами. Здесь встречается население, разбросанное отдельными хижинами по берегам таких озёр. Деревень, в смысле тесно выстроенных в известном порядке хижин, почти нет, а если изредка попадаются, то невелики и видимо бедны. Существа эти по всей справедливости самые беднейшие в Салменижской волости. Лесу, особенно хорошего, строевого, здесь я не видел, и постройки крестьян гораздо хуже: они теснее, меньше, грязнее и ниже. Вход в избы по наружному, не прикрытому, сквозящему крылечку. Разумеется, и здесь не без исключений: есть более зажиточные крестьяне, дома которых выстроены лучше, но всё-таки долго надо ездить, пока отыщешь так называемую горницу, то есть чистое отделение избы, где устроена надлежащая печь с трубой. Большей же частью в этой стороне курные, дымовые избы.

Сообщение между населением зимой, особенно при снеге, устраивается ещё кое-как, но летом весьма дурно и преимущественно верхом по тропинкам или в лодках. Здесь кстати сказать несколько слов о сообщениях вообще, так как Салменижская волость в этом отношении отнюдь не составляет исключения.

В Олонецкой губернии часто деревни весьма близкие между собой, в известные времена года так удаляются одна от другой, что, безошибочно можно сказать, сообщения между ними нет. Если же и есть, то весьма дальнее, так что несколько вёрст зимой удлиняются на десятки, когда растает лёд и санняя езда прекратится. Находятся местности до того изолированные, благодаря лесам, трясинам и отсутствию всякого сообщения, что туда никто без дела и не заглядывает. Рассказывают, что как-то однажды были открыты в лесах за непроходимыми чащами и болотами несколько деревень, выстроенных дезертирами или укрывающимися раскольниками, никому не бывших известными и нигде не значущихся. Говорят, что и в настоящее время имеются в глуши бедные деревушки до такой степени уединенные, что к ним и из них пробраться можно только на лыжах и, когда установится возможность такого сообщения, то крестьянин, у которого есть некрещённый ещё ребенок, спешит к приходскому священнику, который крестит подаваемую шапку, окропляет её освященной водой и даёт заочно имя младенцу. Отец, прибывши домой, одевает шапку на голову младенца — и крещение совершено, имя малюткой получено. По местным условиям рассказы эти могут иметь вероятность, хотя сам я не могу ручаться за их достоверность. Я только могу сказать, что в одной из богатейших и населённейших волостей — Остречинской — знаю две большие деревни (Муромля и Ивина) в незначительном расстоянии одна от другой — вёрст до 12. Между ними большое топкое болото, не поросшее даже лесом. Зимой по нему езда превосходная. Летом пешеходы проходят по стёсанным брёвнам, положенным через всю трясину, а верхом объезжают по топкой местности вокруг болота, так что дорога растягивается вёрст до 20. Осенью же, при отсутствии морозов, и весной, когда снег проваливается и выступает вода, надо сделать огромный круг, чтобы попасть в соседнюю деревню, где имеется приходская церковь, а потому крестьяне поневоле остаются дома в праздник святой Пасхи, собираются в местную часовню, поют там, читают, курят ладоном и окропляют хлеб священной водой. Кроме того, я сам испытал, как во время весенних разливов всякое сообщение между местностями прекращается, потому что в густом лесу, залитом водой, невозможно проехать и в лодке, особенно, если вода не глубока. Бывают смельчаки, которые в такую пору решаются пробираться пешком по лесу. Последствия бывают самые печальные: по прошествии некоторого времени возникают розыски полиции и начинаются следствия «о пропавших неизвестно где».

Дороги горою, то есть по возвышенному, сухому месту, служащие во всякое время года, большей частью узкие, каменистые дорожки или тропинки, по которым проезжают в двуколках и верхом. Телеги встречаются только там, где проходят широкие проезжие дороги.

У многих cалменижских крестьян, выходящих из круга голышей-бедняков, имеются хорошие, легко и прочно сделанные в Финляндии зеленые двуколки, продающияся на ближайших ярмарках от пятнадцати до осьмнадцати рублей. Колёса у них тонки и высоки; для предупреждения же тряски кузов этих двуколок (по местному кабрюлетов) укладывается на дугообразных деревянных рессорах. Когда лошадь хорошо запряжена в этот экипаж, то есть когда оглобли его крепко привязаны к хомуту и седёлке, то езда в нём весьма выгодна и приятна: нет ни малейшей тряски, и лошадь может бежать скоро, не смотря на камни и неровности, между которыми изворачиваться на нём весьма легко. По болотам обыкновенно набрасываются тонкие деревья, а через рвы, ручейки и овраги кладутся стёсанные сверху бревна. По ним лошадь пробирается покойным и скорым шагом. Так как во многих местах, за отсутствием всяких дорог, приходится большей частью ездить верхом, поэтому у крестьян имеются особенного устройства так называемые подволоки, на которых перевозится кладь. Впрочем, их можно всякий раз, когда требуется, устроить скоро и легко. К двум длинным шестам, привязываемым к лошади, которых другие концы волочатся по земле, приделываются перекладины. К последним прикрепляется кладь — и дорожные сборы готовы. Сёдла у крестьян простые, деревянные, кобылка с луками привязывается ремнём или чаще веревкой к спине лошади, под неё на спину лошади кладётся войлок, покрытый кожей, а чаще в несколько рядов сложенное как-нибудь рядно, холщевой мешок или даже одежда. Поверх дерева, в углублении между луками, помещается подушка или перебрасывается какая-нибудь одежда для мягкости сиденья. Зимой в Салменижской волости употребляются для езды длинные дровни с узким ходом, на которые обыкновенно ставят длинный ящик, называемый здесь рудяным, потому что он только и вошел в употребление по удобству и необходимости доставлять в нём руду с мест добывания на казённые заводы. Крестьяне Петрозаводского уезда были приписаны к Олонецким горным заводам⁵, потому на них и лежали разные обязанности по горнозаводской производительности. Работы, которые по расписанию горного начальства крестьяне должны были исполнить в известном году, назывались ими урками (уроками, срочными работами). Между ними главнейшими было доставление руды⁶, для чего и употреблялись рудяные ящики, приделанные к саням. В них-то ещё и поныне приходится разъезжать чиновникам почти везде по Салменижской волости. Спать в таких санях с рудяным ящиком, на сене или соломе, недурно, но сидеть с протянутыми ногами весьма утомительно. Кроме них встречаются и настоящие саночки, даже выкрашенные, но редко и только у более зажиточных крестьян.

⁵ Заводов четыре: в Петрозаводске — Александровский, затем Кончезерский, Суоярвинский и Валаамский. В конце 1863 года заводские крестьяне приняты мировыми посредниками, как освобождённые от обязательных отношений к заводам.

⁶ Салменижская волость, как весь Петрозаводский уезд и вообще Олонецкая губерния, богата рудами. В ней руда добывается со дна озёр особыми черпалами, для чего употребляются плоты. Потом она доставляется зимним путём на местные заводы, где первоначально из неё отливаются свинки — длинные неширокие пласты чугуна — из которых уже приготовляются разные изделия, преимущественно артиллерийские и морские орудия. На заводах меньших отливаются только свинки, доставляемые в Петрозаводский Александровский пушечно-литейный завод для дальнейших переработок. Между рудяными озёрами Салменижской волости я назову известные мне: Соддозеро, Выгозеро, Свят-озеро, Пряжинское, Иматозеро (в южной части волости), Кангозеро, Кивочозеро, Петозеро, Ельматозеро, Рочезеро, Пимозеро, Барбарозеро, Саказ, Чензеро, Оскозеро, Солдозеро, Лашкозеро и Лянозеро (в северной половине волости). В большом Сямозере руда добывается только из небольшого залива. Кроме добывания и доставления руды, урки состояли в вырубке и доставке дров, добывании и доставке угля.